99942 [СИ] - Алексей Жарков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это займёт час или два, – сообщил механик, рассматривая инструкцию к новому зеркалу. – Вы это, наверху подождите, там кофе есть, телевизор.
Максим посмотрел на засаленное окошко небольшой комнаты, где по замыслу владельцев автосервиса должны были коротать время клиенты, и снова задумался. В голове толпились свежие идеи. А что если отправиться с Машей в кругосветное путешествие, на корабле, на огромном белом океанском лайнере, с заходом в разные города, рассыпанные по берегам далёких морей и континентов? Или арендовать домик где-нибудь на берегу тёплого моря, в Таиланде или в Гоа (она же любит природу, если что – будет работать оттуда)? А если сдать квартиру в Красногорске, ей и работать не придётся. Значит, не обязательно Гоа, любое место на Земле подойдёт, так даже лучше. Зачем привязывать себя к одному месту, мир такой огромный и неодинаковый. Максим вспомнил коллекцию сувениров из кабинета Булгарина: дюжину Эйфелевых башенок размером с указательный палец, которыми он облепил странный шар.
Как же тогда быть с Пеликаном и всем этим делом?
– Я на улице подожду, – сказал Максим.
С другой стороны, кому будет плохо от того, что он внутренне согласится с приостановлением следствия? Ну да, предположим, орешек оказался ему не по зубам. Зачем лезть на рожон и снова испытывать судьбу, если ему и без того хорошо? У него есть всё, что нужно. Всё, к чему стремятся люди. В конце концов, работа – это не цель, а всего лишь средство её достижения, а цель… цель у него, на самом деле, другая.
Максим вышел из душного помещения и увидел небольшой аккуратный прудик, а вокруг него скамейки. Собирался сесть, но передумал. Проверил в кармане кошелёк и направился на поиски цветочной лавки.
Для задуманного ему понадобятся цветы. Букет свежих и самых красивых лилий. Как любит Маша.
***Вернувшись в автосервис, Максим долго болтался по боксу, не зная, чем ещё здесь заняться. Выцветшие и заляпанные маслом фотографии полуголых див, деливших стену с фотографиями мотоциклов и уродливых южнокорейских родстеров, висели над узкими, заваленными разнообразным инструментом металлическими столами. Ключи, провода, колодки, диски, суппорта, втулки, пыльники и сальники, новые и старые, большие и маленькие, длинные и короткие, матовые и хромированные детали теснились вокруг, как проросшие из стен металлические джунгли планеты "Железяка". Присесть человеку здесь было некуда, и Максим отправился в комнатушку с агрегатом, исполнявшим "за недорого" кофейные мечты посетителей автосервиса. Внутри было прокурено, сквозь вытоптанное на ковре пятно просвечивал грязный линолеум. Небольшой, покрытый чёрной металлизированной пылью телевизор бубнил что-то про марсиан. Максим поискал взглядом пульт.
"…оглушительную значимость сделанного достижения, необходимо на время окунуться в историю. Метеорит а-эл-ха восемь-четыре-ноль-ноль-один, как следует из названия, был найден более пятидесяти лет назад в горах Алан-Хилз в Антарктиде. В результате внимательного анализа космического камня, учёными были найдены весьма необычные для метеоритов микроскопические структуры. Через несколько лет специалисты выдвинули фантастическую гипотезу – это следы марсианских бактерий, а сам астероид – отколовшийся в результате неизвестной катастрофы кусок Марса.
– Вот здесь мы видим совершенно явно кристаллы минерала магнетита, которые могут быть продуктами жизнедеятельности магнитотактических бактерий…"
Максим нашёл засаленный пульт и брезгливо выключил телевизор. И без говорящей головы понятно, что вокруг полным-полно всевозможных бактерий, при этом значительно больше, чем хотелось бы, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Он опустился на продавленный диван, выудил из журнальной кучи прошлогодний выпуск "Вокруг Света" и открыл посередине, как надвое расколол. Там было про Черногорию.
Механик провозился не час и не два, а все четыре. Половину этого времени он потратил на обед и глумление над устаревшими агрегатами бензинового двигателя, которые охотно демонстрировал коллегам.
Наконец, он подозвал Максима и, ткнув пальцем на какой-то комок грязи, будто бы присохший к крышке двигателя, спросил:
– Твой?
– Не понял, – удивился Максим.
– Вот этот, джуль-трансмиттер, твой?
– Какой ещё трансмиттер?
– Понятно… – хмыкнул механик, – "хак", значит. Могу ещё колёса посмотреть, может, и там чего-нибудь нашурупим…
– Ты о чём, какой хак?
Механик нахмурился, внимательно посмотрел на Максима, поскрёб подбородок и произнёс с нескрываемым злорадством:
– Этот "хак" преобразует тепловую энергию в первичную, кодирует и засылает в подпространство или как его там. У кого есть ключ, тот эту энергию может использовать. Чей-то чайник от этой хрени, может быть, работает, или сотовый, у кого джоуль-ресивер на этот ключ настроен, тот и пользуется. Или в накопитель стекает, курочка по зёрнышку, знаешь, себе на Мерседес. Может, у него таких штуковин по всей Москве, так и машину хватит запитать, или продать… Энергетические пираты, они такие, знаешь… воруют. – Механик ехидно цокнул языком. – Ну вот, а я подумал, может, это твой, хотя… вот так под грязь маскировать… ну чё, снимаем?
Максим кивнул и склонился вместе с механиком над капотом.
– Нужен? – механик протянул Максиму снятое с двигателя устройство.
– Зачем?
– Не знаю, разлочишь, сменишь ключ и снова прилепишь. Двигатель этот вон как греется, тут джоулей то, небось, будь здоров, сколько в трубу улетает. Мы такие раньше на заказ ставили, чтобы телефоны заряжать…
Максим мотнул головой – "нет" – и глубоко вздохнул:
– Закончили?
– Ага, зеркало, стёкла, всё, вроде? Хакерскую проверку делать?
– Не, в другой раз.
– Тогда закрывай наряд и в кассу.
3
Гигантский букет издавал яркий и мощный запах, немного смущавший Максима. Огромные розовые лилии, вальяжно раскинув лепестки, лежали на подушке из альстромерий и хризантем. Пышный, розовый цвет композиции оттенялся по краям букета листиками салала и серебристым бантом с завитушками, завязанным у основания.
Припарковав "Форд" рядом с Машиным "Ниссаном", Максим осторожно извлёк из салона букет, толкнул дверь и, пискнув сигнализацией, направился в дом. Сердце колотилось, как у подростка, пришлось остановиться, подождать, когда успокоится дыхание.
Она сидела за столом, перед ноутбуком и вдумчиво "настукивала" что-то на клавиатуре. Не настукивала, конечно, потому что клавиатура была проекцией на столе, а звук клавиш симулировала программа. Макс стал в двери, сбоку от Маши. Она обернулась.
Сбивчиво, но искренне Максим рассказал о том, как сильно изменилась его жизнь за последнее время, как он рад, что, наконец, встретил ту самую девушку, с которой готов разделить свою жизнь, о том, что он хочет отправиться с ней в путешествие, объехать весь мир, что деньги не проблема, что главное – она. В конце концов, к своему собственному удивлению, он сказал, что будет счастлив, если она согласится выйти за него замуж. Это было похоже на диковинную дешифровку желаний, которые доходили до адресата без искажений. Ему почему-то вспомнилось, с какой жадностью он набросился на пахучий армянский шашлык, который варганили в пристройке у автосервиса, и то странное чувство предательства, возникшее сразу после того, как живот оказался набит жареным мясом. Из-за непрошенного воспоминания финал признаний вышел несколько смазанным. Его глаза, до этого старательно избегающие любого контакта с Машей, столкнулись с неожиданной влагой. Вместо ответа, она зажала рот рукой и заплакала.
Максим ожидал чего угодно: ледяного безразличия, огненной ненависти, ядовитой насмешки, но никак не слёз и приглушённого рыданья. Он глянул на букет и как-то по-детски протянул его Маше, выставил перед собой, словно парламентёра.
– Это тебе, – сказал он тихо.
Она взяла букет и, продолжая плакать, ушла на кухню, наверное, за вазой. Максим проводил её взглядом и беспомощно уставился на экран. Тот ещё не успел "заснуть". Маша набирала какое-то письмо. Он приблизился, присмотрелся и не поверил своим глазам.
В этот момент экран почернел от "скринсейвера", Максим толкнул мышь, но вместо письма увидел приглашение ввести пароль. Во рту пересохло, он облизал губы, с силой провёл рукой по лицу и направился на кухню.
Она встретила его в дверном проёме, обняла, стиснула и начала исступлённо целовать. Странные, солёные поцелуи сквозь слёзы. Затем она прижалась к нему ещё сильней, словно хотела погрузиться, раствориться в нём:
– Где же ты был раньше? – спросила она шёпотом. – Уже так поздно…
Максим хотел спросить о письме, но вместо этого сжал зубы. Нельзя. Не сейчас. Он уставился в стену – на календарь. Шестнадцатое было обведено жирной красной линией, а сегодня было четырнадцатое, плюс восемнадцать градусов Цельсия за окном, ясное небо и хмурая дождливая тучка в прогнозе на вечер.